Верующие христианине против призыва на службу в армию

Протестанты против службы /

Владимир Попов

 Пресвитеры баптистских церквей на Бутовском полигоне совершают поминальную молитву. 2001 год. Фото из Архивной папки Союза церквей евангельских христиан-баптистов «Необратимые десятилетия. 1923 - 1939 гг.»

В декабре 1923 года в московской общине одной из деноминаций протестантов произошел раскол. Сильнейшее брожение среди верующих вызвали решения IX Всероссийского съезда евангельских христиан и заявления его лидера Ивана Проханова по военному вопросу.

Компромисс с советской властью

Ранее, 16 марта 1923 года, Проханов, выступая на съезде представителей Союза древлеапостольской церкви (одна из ветвей обновленчества в православии), зачитал обращение ко всем христианским Церквам и вероисповеданиям. Документ этот под названием «Голос с Востока» содержал призывы к духовной Реформации на евангельских началах. «Назад ко Христу, назад к Евангелию, назад к первохристианству» – ключевой лозунг обращения. Весь текст, по сути, носил чисто духовный и обзорно-исторический характер, но не в меру бдительное око органов ГПУ усмотрело крамолу в одном абзаце: «Рожденная среди гонений и преследований царского режима, среди бурь беспримерной революции, свободная народная евангельская Церковь в России не принимала участия в кровавой борьбе последнего времени. Ее члены заявляли с самоотвержением о своем нежелании принимать какое-либо прямое или косвенное участие в военных актах. Многие за это страдали, и немало из них положили свою жизнь, оставшись верными заветам своего Учителя».

5 апреля 1923 года по распоряжению Секретно-оперативного отдела ГПУ Проханов был арестован в Москве. Пребывание его в Бутырской тюрьме было недолгим, всего три месяца. Но за это время на узника оказывали непрерывное давление. Пресловутый абзац из обращения, как ясно видно, говорит о временах уже прошедших и не содержит каких-либо конкретных указаний относительно отношения христианина к военной службе. Но органы большевистской власти расценили этот пассаж как прямой призыв ко всем верующим России не участвовать в военных действиях.

Проханов не мог не понимать, что власть большевиков основательно закрепилась и это надолго. Не являясь сам абсолютным пацифистом, он во время заключения спасовал под давлением властей, поддался уговорам и обещаниям Евгения Тучкова, многоопытного «чекистского игумена», начальника 6-го отделения ГПУ, и сделал компромиссные шаги к тому, чтобы Церкви вписались в правовое пространство Страны Советов.

После освобождения Проханова из тюрьмы, 12 августа 1923 года, Высший совет евангельских христиан распространяет послание, в котором заявлено: «Мы призываем всех наших братьев и сестер работать беспрекословно во всех советских военных и гражданских учреждениях республики, а также нести службу в Красной Армии и не отказываться вообще от таковой, подчиняться всем установлениям советской власти и тем самым способствовать ее укреплению среди всех опасностей, которые могут исходить от всех окружающих ее враждебных сил, как бы они ни назывались».

В начале сентября 1923 года на IX съезде евангельских христиан это послание было еще раз представлено и проведена через голосование специальная резолюция об отношении к советской власти и военной службе. Согласно этому документу, евангельские христиане должны «признавать воинскую повинность за оброк». Постановление съезда также указывало на «недопустимость агитации против военной службы и уплаты налогов».

Еще до съезда, после выхода послания Высшего совета, группа молодых членов Церкви приступила к Алексею Андрееву, одному из подписантов послания, с упреками: «Вы что наделали, вы были экспертом на суде, защищали нас, что мы не можем по слову Божьему брать оружие, а теперь вы изменили все?» Формально тогда еще действовал закон об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям, который предполагал участие пресвитеров при рассмотрении дел верующих призывников. Естественно, волнения охватили в первую очередь членов Церкви призывного возраста. Для устранения острого конфликта московскую общину посетил Иван Проханов, но и его часть верующих встретила шумными упреками. Дело дошло даже до прибытия милиции, которая забрала 20 человек  в отделение на многочасовую «профилактическую» беседу.

Один из первых пресвитеров и организаторов московской общины, Федор Савельев, лично перед верующими раскаялся в том, что его подпись оказалась под текстом послания. 14 декабря 1923 года Савельев был арестован и 28 апреля 1924 года приговорен к трем годам заключения в Соловецком лагере. Прискорбно то, что руку к аресту приложил Андреев, собрат по вере. На его «патриотизм» и «гражданский поступок» не преминул указать Тучков в своем отчетном докладе. Говоря о группе несогласных с решением съезда, Тучков отмечает, что остальные «начали наседать на них, и в результате дело дошло до того, что последние в лице ближайшего помощника Проханова Андреева стали просить ликвидировать эту группу, мотивируя тем, что она соввласти вредна не только в военном вопросе, но и в политическом отношении как состоявшая из буржуазного элемента» (Савельев был в прошлом владельцем кондитерской фабрики).

Непримиримые 

пацифисты

Начальник 6-го отделения ГПУ Евгений Тучков вынуждал верующих выполнять законы Страны Советов. Фото 1932–1933 годов

22 декабря 1923 года в высшие органы советской власти поступило обращение от верующих Москвы: «Мы, евангельские христиане московской общины заявляем, что в отношении к военной повинности мы по-прежнему принадлежим к той части евангельских христиан, которые при царском правительстве, при Керенском и после Октябрьского переворота вплоть до сего времени не считали и не считаем для себя возможным принимать какое-либо участие в убийстве и военном деле. Мы по-прежнему идем и будем идти к тому царству братства, мира, добра и правды, где перекуют мечи на орала, где исчезнет всякая ложь, войны, вражда и ненависть между людьми. Ничего общего не имея ни с контрреволюцией, ни с защитниками капитализма, будучи чужды всякой специальной антимилитаристской агитации, а также неплатежа налогов, относясь искренно и лояльно к советской власти и приветствуя ее начинания в деле мирного строительства трудовой жизни, а также не отказываясь от несения гражданской обязанности мирного общеполезного характера, мы в то же время заявляем, что по нашей христианской вере и религиозным убеждениям участвовать в делах, связанных с человекоубийством, мы не можем».

Свои подписи под заявлением поставили 109 человек. Количество их сторонников непрерывно росло. В конце 1923 года они стали совершать богослужения в районе Красных Ворот, в здании, где сейчас расположен Басманный суд. В эту общину, кроме евангельских христиан, вливались и баптисты. Таким образом, в Москве в среде евангельских христиан и баптистов зародился особый духовный очаг, получивший название «красноворотское движение». Почин москвичей довольно быстро вышел за пределы Москвы. Кредо красноворотцев нашло поддержку у верующих Рязанской, Ярославской, Смоленской, Курской областей.

Сразу после ареста пресвитера Федора Савельева во ВЦИК потекли ходатайства о его освобождении от друзей по вере за многочисленными подписями. Позже единоверцы Савельева хлопотали о получении разрешения свидания с ним в Соловецком лагере.

Если в начале 20-х годов преследования красноворотцев носили избирательный характер, то к концу десятилетия они превратились в массовые. 12 ноября 1927 года после доклада Евгения Тучкова на заседании Антирелигиозной комиссии было принято постановление о ликвидации в Москве евангельских общин, «являющихся местом распространения антисоветской пропаганды». К тому времени община совершала богослужения в четырех молельных домах.

11 февраля 1928 года все четыре помещения были закрыты, церковное имущество отобрано, а восемь членов общины подвергнуты аресту. В ходатайствах, направленных в высшие органы власти, верующие указывали на незаконность принятых мер, на внезапность налета на мирных верующих без каких-либо предупреждений. Солидарность с красноворотцами не боялись открыто выражать служители других евангельских Церквей Москвы. Один из них, пресвитер общины евангельских христиан-трезвенников Петр Колосков направил 15 июня 1929 года письмо-протест в ЦК ВКП(б) в защиту преследуемых: «Подверглись суровой расправе евангельские христиане, так называемые красноворотцы, у которых отняты были четыре зала для молитвы, сорваны все вывески на молитвенных домах, сами эти молитвенные дома заколочены, руководители арестованы и сосланы в самые гиблые места… Гонению в Москве подверглась и община баптистов, у которых отнято семь молитвенных домов… Религиозный человек сейчас объявлен вне закона, и с ним представители власти на местах делают все, что им заблагорассудится. Да и не только на местах, даже и в центре, в Москве. Как ни велика и ни значительна по своей численности правящая партия в России, но все же она – маленькая горсточка по сравнению с многомиллионной массой народа. И эта горсточка, числящаяся официально безрелигиозной, безбожной, хочет насильно искоренить веру и религию в народных массах».

Большой террор

Послание было подшито к делу и хранилось до поры до времени. Когда в стране разыгрался Большой террор, проповедник Евангелия Петр Колосков 11 марта 1938 года тройкой НКВД был приговорен к расстрелу. Немало тех, кого Колосков в свое время так горячо защищал, пошли на плаху в 30-е годы. «За нелегальные собрания на квартире с вовлечением новых членов» постановлением тройки НКВД от 14 сентября 1937 года была приговорена к расстрелу Елизавета Зенкина. Смертную казнь в том же году приняли и другие хозяева квартир. 19 ноября 1937 года был расстрелян пресвитер Степан Фатеев за организацию материальной помощи репрессированным единоверцам и за то, что совершил на частной квартире обряд бракосочетания. Об этом «преступлении» поспешили донести в органы бдительные соседи. Сам жених за поддержку членов семей осужденных был приговорен также к расстрелу, а его невеста осуждена на десять лет лагерей.

Тяжкая участь постигла и жену пресвитера Фатеева, Вассу Васильевну. Ее арестовали в один день с мужем 21 сентября 1937 года. Вассу Фатееву приговорили к десяти годам лагерей. Обвинительное заключение гласило: «Являясь женой активного сектанта-красноворотца (антивоенника), разделяла его антисоветские убеждения и помогала ему в сборе средств для оказания помощи своим единомышленникам, отбывающим наказание в ИТЛ, вела переписку с ссыльными, посылала продуктовые посылки в места заключения, заведовала кассой для помощи осужденным единомышленникам». Во время допросов эту немолодую женщину следователь подвергал пыткам, заставляя стоять с поднятыми вверх руками. Когда руки от усталости опускались, следователь с остервенением бил женщину по лицу так, что она оглохла. Пытки и избиения были реакцией следователя на ответ женщины на вопрос: будет ли она с оружием в руках защищать советское государство? Васса Фатеева поясняла, что «воевать она не может уже по возрасту, а может только перевязывать раненых».

Ранней весной 1939 года через высокие кабинеты НКВД СССР под грифом секретности прошло донесение: «В Москве разгромлен красноворотский контрреволюционный очаг». Эта победная реляция была связана с арестом десяти лиц из общины. В донесении сообщалось, что «контрреволюционная группировка объединяла всех сектантов: баптистов, евангелистов, красноворотцев, между которыми был создан блок».

Всех десятерых Особое совещание при НКВД 9 июня 1939 года приговорило к пяти годам лагерей. Из них восемь человек умерли в лагерях. В 1949 году двое после отбытия заключения были вторично осуждены на десять лет. В 1937 году на печально знаменитом Бутовском полигоне в отношении 19 членов Красноворотской общины привели в исполнение смертную казнь. Многие другие умерли в лагерях и ссылках от лишений.

Процесс реабилитации красноворотского движения начался в 1955 году. «Совершенно очевидно, что принадлежность к евангельской организации, участие в молитвенных собраниях и убеждения в недопустимости применения оружия не могут рассматриваться как преступление», – было заявлено в официальном протесте прокурора Москвы в порядке надзора по делу евангелистов-красноворотцев.

На основании прокурорского протеста президиум Московского суда, рассматривая 29 июня 1959 года персональное дело одной из верующих, сделал заключение, что она «по своим религиозным убеждениям, будучи сектантом-антивоенником, не признавала защиту с оружием в руках и высказывала мнение о том, что существует в СССР гонение на религию. Данные обстоятельства не могут расцениваться как проведение антисоветской агитации и доказательств какой-либо преступной деятельности».

Расстрелянные, погибшие в лагерях и ссылках, отбывавшие разные сроки заключения, официально признавались невинными жертвами политических репрессий.